Сталинград – от поражений до победы. (Из дневника парторга) - Игорь Ваганов

В состав Донского фронта входили: 63-я армия (командующий генерал В. И. Кузнецов) – занимала участок протяжением более 200 км по левому (северному) берегу Дона и небольшой плацдарм в районе Верхнего Мамона на южном берегу, 21-я армия (командующий генерал А. И. Данилов) – занимала участок протяжением в 150 км на северном берегу и плацдарм на южном берегу в районе Еланская—Усть-Хопёрская—Серафимович, 4-я танковая армия (командующий генерал В. Д. Крюченкин) – занимала участок в 30 км на северном берегу и в междуречье Волга-Дон, 24-я армия (командующий генерал И. В. Галанин) – занимала участок в 50 км в междуречье, 66-я армия (командующий генерал Р. Я. Малиновский) – занимала рубеж в 20 км в междуречье и упиралась левым флангом в Волгу. В состав Сталинградского (бывший Юго-Восточный) фронта (командующий генерал А. Е. Еременко) входили: 62-я армия (командующий генерал В. И. Чуйков) которая оборонялась в городе и была отрезана на севере и на юге немецкими войсками, 64-я армия (командующий генерал М. С. Шумилов), 57-я армия (командующий генерал Ф. И. Толбухин), 51-я армия (командующий генерал Н. И. Труфанов).

Глава 10

Наступление 1-й гвардейской армии, назначенное на 2 сентября, было отменено, потому что из-за отсутствия горючего войска не смогли вовремя выйти в исходные районы. Поэтому наступление было перенесено на 3 сентября, а наступление 24-й и 66-й армий было назначено на 5—6 сентября.

2 сентября 1942 года. (Из дневника И. М. Ваганова.)

Выжженная солнцем степь. Незаметный холмик севернее Сталинграда.

Вот уже вторую неделю наши части стоят, прижатые к Волге. Настроение солдат паршивое, а есть и такие, которые основательно приуныли. Сказывается невероятная усталость, утомление и недоедание. Действует и то, что второй год идёт война, а мы всё отступаем и отступаем. До каких пор это будет продолжаться? Частенько возникает у каждого из нас этот вопрос. Но ответа на него пока что нет.

Обстановка с каждым днём становится напряжённей. Пусть и остановлен враг, но сила его не сломлена. Напор противника усиливается, заметно увеличивается огонь артиллерии, бомбёжка самолётами, которые порой сутками висят в воздухе. Правда, постепенно нарастает и сила нашего огня, но мы пока держимся преимущественно на стойкости солдат и офицеров.

Самое сложное дело в такой обстановке вести политработу. Пусть и много у нас положительных примеров, пусть и много героических подвигов, но общая обстановка до сих пор складывалась в пользу врага. Ведь отступают не немцы, а мы. Ведь стоим-то мы не на берегу Вислы или Шпреи, а Волги, колыбели земли Русской. Тяжело, очень тяжело в такой обстановке проводить партийно-политическую работу. Но она не на один день, час, минутку не прекращается. Армия политработников, коммунистов, комсомольцев и беспартийных большевиков, которые неустанно разъясняют солдатской массе цели войны, не скрывая наших неудач.

Надо сказать, к этому времени мы уже многому научились и, главным образом тому, как в условия боя вести разъяснительную работу. Мы уже умеем доводить до каждого солдата приказ командира и научились обеспечивать эти приказы боевыми делами.

Если первые дни войны всё наше внимание было сосредоточено на развёртывании лекционной работы, то теперь основной крен взят на проведение индивидуальной работы с каждым солдатом и офицером. Внедрение этой формы усложнило руководство со стороны политрука, ведь сейчас пришлось значительно расширить институт агитаторов, поднять с ними качество работы. Но труд, затраченный на повседневный инструктаж агитаторов-политбойцов, с лихвой оправдывался.

Наши агитаторы, находясь бок о бок с солдатами, ежеминутно влияют на них. В непринуждённой беседе, запросто, по-товарищески беседуя, политбоец раскрывает коварный замысел врага и подробно доводит до своего товарища задачи нашей армии, полка, батальона, роты и конкретно каждого солдата.

Разговор политбойца с солдатом, как правило, ведётся по всем наболевшим вопросам, и, конечно, в первую очередь, о войне. О том, что силён и коварен враг, но его можно и нужно победить. Частенько приходилось быть свидетелем таких задушевных бесед. Два дня тому назад мне довелось стать участником одной беседы. Переползая от окопа к окопу, неожиданно попадаю в стрелковую ячейку.

В уютном окопчике, с нишей, заполненной связками гранат и бутылками с воспламеняющей жидкостью, с замаскированным бруствером и ходами сообщения к соседям, дымят самосадом трое солдат.

Свалившись к ним в окоп, на какое-то время прерываю их разговор. Но после коротких приветствий разговор возобновляется.

– Вот вы говорите, что немец здорово прёт, – заговорил смуглолицый солдат. – Не скроешь, прёт, да ещё как. За лето до Волги докатил. А почему? Да потому, что на нас он идёт не один, а почти со всей Европой. А мы пока что, можно сказать, одни. Наши союзнички никак не раскачаются. Второй фронт давно обещали, да видно обещанного три года придётся ждать. Правда и они покусывают немца за ляжки, а вот до горла пока что не доберутся. То ли силёнок не хватает, то ли смелости нет. А немец наглеет.

– Оно так, – согласился немолодой солдат со шрамом на щеке. – Только надоело перед фрицами пятками сверкать. Ведь мы-то, поди, не лыком шиты. Тоже что-нибудь стоим.

– Лыком мы шиты или нет, а вот вспомнить, как немец по Европе шёл и как по нашей земле карабкается, не худо, – сказал смуглолицый и порылся в сумке. Извлёк из неё засаленную записную книжку и стал листать страницы. Отыскав нужную страницу, он вскинул глаза на товарищей и продолжал, – Австрию и Чехословакию они захватили без военного сопротивления. Сложила оружие без выстрела и Дания. Норвегия воевала 24 дня. Бельгия – 19. Голландия – 6. У Люксембурга пороху хватило всего на один день. У Франции – на сорок четыре дня. Югославию фашисты проехали за 18 дней. А польские паны на третий день нападения фашистов на Польшу забрали свои монатки и ходу. Кто – в Америку, кто – в Англию. Оставили народ, как стадо баранов. А фашисту это на руку. Ну, а когда подошли к нашим границам, то уж тут трудно было фашисту сдержаться: аппетит порядком разыгрался. А тут ещё Геббельс вовсю трубил, что де русских мы этак за шесть-семь недель на колени поставим. Он даже точное время определил, когда Москву возьмут и покончат с нами. «Первого сентября 1941 года мы будем в Москве!» – заявил Гебельс.

– Ловкач. И на словах, видать, прыткий, – скручивая козью ножку, сказал пожилой солдат.

– Как хочешь понимай, – ответил смуглолицый.

– Я понимаю так: план-то видать у них вышел с изъяном.

– Политрук рассказывал, – вступил в разговор третий, всё время молчавший солдатик, с обветренным лицом и выгоревшими добела бровями, – По ихним планам за Волгу они 25 июля должны были переправиться.

– Верно, – сказал смуглолицый, – у Гитлера приказ был 25 июля переправиться за Волгу, 15 августа взять Куйбышев. Ну а там, к Уралу подобраться.

– Ишь, ты, как всё расписал. Да, видать, кишка тонка оказалась. А!

Чтобы не создалось у солдат ложного представления о силе врага, мы всегда старались в разъяснительной работе следовать правде жизни. Вступаю в разговор.

– То, что у немца оказалась тонка кишка, это верно. Но против нас у него сила.

К этому времени разведкой было установлено, что под Сталинградом фашисты сосредоточили не только 4-ю танковую армию фон Гота и 6-ю армию фон Паулюса, но переключили 4-й воздушный флот Рихтгофена, который насчитывал в своём составе свыше 1000 боевых самолётов. На подступах к городу было выдвинуто более 1000 танков и 1600 орудий, не считая миномётные части. Кроме этого была подтянута 8-я итальянская армия, 3-я румынская и много других отдельных воинских соединений. Словом, свыше 60 дивизий из 266, находящихся на восточном фронте, были брошены на Волгу. У нас было всего около 15 дивизий, три танковых и механизированных корпуса, один казачий корпус и несколько отдельных бригад. Но у нас была непоколебимая вера в наше правое дело. Мы верили, что правое дело победит. И это дало возможность нам остановить врага.

Правда, фашистам 23 августа удалось прорвать оборону наших войск в районе хуторов Вертячий, Песковатка и через Малая—Россошка направить свой удар на Сталинград. Направить, а не взять Волжскую твердыню.

– Выходит, против одного нашего солдата четыре фрица, – сказал пожилой солдат, когда я рассказал о силах врага, – ну что ж, посмотрим, как они меня из окопа выковырнут. Я дома, мне стены помогают. А фашисту в окно надо пробираться, а оно узкое – как бы не застрял.